В твоих глазах для рубцов о чем
Обновлено: 26.04.2024
«Видения на холме» – одно из многих стихотворений Рубцова, посвященных теме родины. По словам Кожинова, исследователя творчества поэта, в его лирике всегда важна первая строка, похожая на камертон, который задает всю мелодию. Подтверждением тому может служить и анализируемый текст. Произведение начинается со стремительного действия – лирический герой взбегает на холм. Сразу же за ним следует остановка, кажущаяся даже несколько резкой, – он падает в траву. Дальше реальность фактически отходит на второй план. Ее заменяют видения, связанные с прошлым России. Перед взором героя предстают эпизоды монголо-татарского нашествия – великой трагедии в истории нашей страны.
Первая половина второй строфы стихотворения – проникновенное признание в любви к родине – ее погостам, молитвам, огням, избушкам, цветам, небесам, шепоту ив. Для достижения наибольшего эмоционального воздействия на читателей трижды повторяется глагол «люблю». Потом герою кажется, что на горизонте вновь замаячили враги, способные лишить Россию независимости. На их флагах – черные кресты. Они названы татарами и монголами иных времен. Сложно сказать, кого конкретно имел в виду здесь Рубцов. Возможно, речь идет о нападении на Советский Союз гитлеровской Германии. В 1960 году, когда было написано стихотворение «Видения на холме», раны, оставленные Великой Отечественной войной, нередко еще кровоточили во многих семьях. Окончание второй строфы получилось у поэта очень напряженным, драматическим. Немало способствовало тому повторение несколько раз слова «крест» и однокоренной лексики. Особого внимания достойна следующая строчка из середины произведения: «Россия, Русь! Храни себя, храни!». Этот призыв превратился в крылатую фразу. Кроме того, он стал эпитафией. Именно его было решено разместить на могиле Рубцова.
Третья и финальная строфа начинается с восклицания: «Я больше не могу!». Лирическому герою сложно смотреть на то, как на его любимую страну надвигается страшная опасность. Он буквально вырывается из мира грез, возвращаясь в реальность. В настоящем перед ним предстает идиллическая картина – никаких врагов на горизонте нет и в помине, на лугу жуют траву стреноженные кони. Умиротворение царит вокруг. Над головой героя – «высоких звезд покойное мерцанье». На смену темным видениям прошлого пришел свет настоящего, озаряющий Россию.
Потерять доверие боятся все. Верность боготворят. Почему? Предательство поругаемо и порицаемо? А может потому, что доверие это величайшая ценность, к которой надо относится благоговейно.
Сначала отвергают доверие, потом верность, потом человека, потом будущее. На всем этом этапе есть отсутствие счастья. Нет доверия - нет счастья. Один раз отвергли - жизни не будет, сплошное мучение.
Бывают события, которые перечеркивают все. У моего папы есть друг, которому не повезло с женой.
Через 3 года после свадьбы была с другим. Когда ездили на море компанией. Так получилось.
Муж ее простил. Но вот уже сколько лет он мучается. За что? Ради двух детей. Дети, кстати, уже выросли. Ушли из дома. А он с женой. Да мало ли таких случаев? И мужчины хорошо и женщины.
Я вообще не могу понять зачем бегать на сторону? Не нравится - уйди, так честнее
А вообще я сторонница того, чтобы понять человека. Понравится все хотят, но потом начинается рутина будней, сложности, неприятности, тяготы.
Словам уже не верю. Смотрю на поступки. Взрослая уже.
Почему написала это текст? Стихотворение Рубцова прочитала. Поэт недооцененный по нынешним временам. а жаль.
Меня дедушка приучил читать стихи. Выписывал " День поэзии" и мы его читали. Вернее выписывал до моего рождения, а когда я у него жила, то мы читали стихи.
Какие не помню, а любовь к поэзии осталась
Сегодня встретила стих, который. как я полагаю, когда то читала.
В твоих глазах
Для пристального взгляда
Какой-то есть
Рассеянный ответ…
Небрежно так
Для летнего наряда
Ты выбираешь нынче
Желтый цвет.
Я слышу голос
Как бы утомленный,
Я мало верю
Яркому кольцу…
Не знаю, как там
Белый и зеленый,
Но желтый цвет
Как раз тебе к лицу!
До слез тебе
Нужны родные стены,
Но как прийти
К желанному концу?
И впрямь, быть может,
Эго цвет иz мены,
А желтый цвет
Как раз тебе к лицу…
Мне кажется, когда была девочкой подростком. В этом возрасте первая серьезная дружба очень значима.
У меня было все хорошо. Я своего сына назвала в честь моего школьного друга.
Почему пишу про доверие? С возрастом все сложнее доверять, а без доверия счастья не построишь.
Ну, а если уеду, напишешь?
Только мне без тебя плохо,
Я хочу быть с тобой, слышишь?
Не минуту, не месяц - долго,
Очень долго - всю жизнь - хочешь?
Я ответа боюсь, знаешь?
Ты ответь мне, глазами. Любишь?
Если «да», то тогда обещаю,
Что ты самым счастливым будешь
Если «нет», то тогда умоляю,
Не казни глазами, не надо,
Не тяни своим взглядом в омут,
Пусть ты любишь другую - ладно,
Но меня хоть немного помни?
Я любить тебя буду - можно?
Если даже нельзя - буду!
И всегда я приду на помощь,
Если будет тебе трудно.
Кто автор?
- На канале "Культура.РФ" я нахожу категоричное(хотя без ссылки) - Эдуард Асадов .
- Другой известный сайт указывает, что это текст Сергея Есенина .
- Известные актеры в видеороликах читают этот стих за авторством Роберта Рождественского .
- Несколько сайтов продвинулись еще дальше, приписав авторство румынскому поэту Михаю Эминеску , с указанием, что перевод сделал Р.Рождественский.
На поэтических вечерах и в видеороликах это стихотворение приписывают вышеназванным авторам, но в сборниках указанных поэтов его нет.
Перечитал стихотворение - сразу засомневался: а мог ли это написать мужчина? Посмотрите, по интонации, чувственности, робости, наконец - разве не заметно, что перед нами девушка?
Ну и вот эта строка: " Пусть ты любишь другую - ладно. " - красноречиво свидетельствует: текст изложен от имени женщины.
Единственный источник.
В Инете можно обнаружить вот этот снимок из неизвестной газеты, где оформление полосы свидетельствует, что газета городская или районная.(Я сам в подобной газете когда-то опубликовал свой первый рассказ).
Над этим снимком я нашел письмо:
"Здравствуйте, я знаю автора стиха лично. Ее зовут Ольга Кузьмич . Это стихотворение было ею написано еще в 80-х годах и публиковалось позже в местных газетах. Мы случайно сегодня с ней обнаружили, что этот стих оказывается очень популярен. Странно, что автор забыт и не указывается больше. И вообще, кое-где приписывают это стихотворение совершенно другим авторам. В доказательство прикладываю фотографию из старых постсоветских газет, где указан автор Ольга Кузьмич. Irina Malysheva."
Если прочесть газетную подборку (даже не отвлекаясь на аннотацию), - становится ясно, что все стихи принадлежат одному автору.
. свежесть чувств, грусть от утраченных надежд, а еще размышления о приходе к рубежу, напряжение сил, жизненный выбор, искренность, романтика, любовь, расставание, исповедальность, прощение, наивность, женственность, великодушие, доброта, предначертанность жизненных путей и женские слезы на глазах.
Это их объединят в один, самобытный, ярко выраженный, терпкий букет.
Так и хочется сказать словами В.Белинского : «Как все это просто, обыкновенно, естественно и верно и, вместе, как оригинально и ново!»
И Белинскому будто отвечает поэт.
Еще я вернулся к последним строкам двух стихотворений из той провинциальной газетной публикации 1997 года:
Наверное, у нас с вами совпадет впечатление, что это из одного стихотворения. Да и автор дает нам подсказку.
"Если вдруг кто-то обнаружит в моих творческих потугах что-то близкое для него по духу, что ж, это значит, несмотря на наше одиночество, мы немного родные люди"
Еще один источник, подтверждающий, что поэт Ольга Кузьмич действительно существует.
Мои стихи были напечатаны в трагическом 1971 году в сборнике "День поэзии Севера". Но в рукописи 1967 года Коля их видел.
В том же, "Дне поэзии Севера", были опубликованы четыре стихотворения Рубцова. Одно - "В дороге" - оказалось адресованным той женщине, которая его убила, второе - мне: "В твоих глазах для пристального взгляда какой-то есть рассеянный ответ. "
Но я опередила события. Так уж получилось. Вернусь назад.
Примерно через месяц после моего приезда из Дома отдыха Коля явился как добрый старый знакомый. И сразу - о стихах:
- Ты что-нибудь написала? Покажи.
Читает "Приснился сон". Задумался. С любопытством посмотрел на меня (понял, что это о нем).
Меня охватило вдруг неудержимое веселье. Я смеялась до слез. Даже мама пристально посмотрела на меня: "Ты что?" Коля тоже улыбался и смотрел на меня с удивлением (в таком состоянии он меня еще не видел).
Я сквозь смех едва выговаривала слова, объясняя причину своего веселья. Представила Колю Рубцова не на коне, а на лошади, белом тяжеловозе. Лучше бы написать: на коне - легком, грациозном, а тут - лошадь. Еще хорошо, что не кляча.
"Приснился сон: ты уезжаешь
На белой лошади, совсем. "
Но причина моего веселья была, конечно, другая. Это прилив радости от того, что я видела его. Появилась какая-то надежда на лучшее. В стихотворении есть такие строки:
"Догнать тебя, вернуть
А ты про это знать не знал. "
"Теперь, - думаю, - он все будет знать ".
Обсуждать эти стихи Коля не стал и сразу же переключился на другое - "Перед снегом". Стал часто вслух повторять первую строчку:
"Смотри, смотри, что за окном творится!"
На следующий день Коля вновь появился в моей квартире и сообщил, что провел эксперимент со своими друзьями.
Сел возле окна и вдруг громко вскрикнул: "Смотри, смотри, что за окном творится". Все бросились к окну, стараясь, что-то там разглядеть.
Представляю, как он, довольный шуткой, взмахивает руками и смеется. О том, как он устроился в общежитии, как самому пишется - ни слова. Но чувствую, что о Липином Боре остались хорошие воспоминания. Это понятно из стихотворения "Гуляевская горка":
"И ничего не надо мне, пока
Я просыпаюсь весело на зорьке
И все брожу по старой русской
О прежних днях задумавшись
Теперь Коля не остается у меня ночевать. К себе он тоже не приглашает. Что у него за жилье там? Даже не представляю. Видимо что-то не устраивало его в чем-то, он не подходил для проживания в подобном заведении. Во всяком случае, недолго он там продержался.
Теперь, сидя у меня по вечерам, часто поглядывает на часы, чтобы ему вернуться на ночлег вовремя. И всегда со вздохом, объяснял: "Мне надо уже идти. Там очень строго. В другое время уже нельзя".
Незадолго после нашей с ним беседы о моих стихах, мне позвонили из Союза писателей (Вологодского, разумеется) и попросили принести подборку стихов. А на следующий день опять звонок, чтобы зашла за рецензией, которую написал Рубцов. Понял что все это сделано по просьбе Коли. Он хотел, чтобы его отношение к стихам было изложено на бумаге. Вот как он отозвался о моих стихах: ". это добрые тихие стихи по преимуществу очень самостоятельного звучания. Она не придумывает их, пишет о том, чем живет, что видит, слышит, чувствует, переживает. Поэтому ее стихам свойственна полная достоверность".
Не понравилась ему "наивность, излишняя легкость" (как он пишет) в стихотворении "Вот и расстались".
Поскольку все сугубо личные стихи относились к нему, он и эти увидел в том же ряду.
- Так нельзя (это уже не в рецензии, а на словах мне говорил). Невозможно так легко расстаться, как ты мне пишешь.
Пытаюсь объяснить, что это лишь увиденное со стороны. Это о двух знакомых мне людях! Это не я. Мне кажется, что он не поверил, он знал, что все мои стихи пропущены через себя, как у него. Получилось, что я оттолкнулась.
Вот и расстались
Слова, как песни,
Как песни взгляды.
И вот расстались
И счастье — мимо.
Да, если применить к себе последнюю строчку, то действительно счастье миновало нас обоих. Его лишили жизни, меня - его дружбы. И сразу же прекратились звонки из Союза писателей, некому было поинтересоваться моими стихами. Свою первую книжку "Черемушкино диво" так и не удалось издать в 1971 году.
"В целом поэтическая работа Н. Старичковой безусловно заслуживает внимания многих читателей, безусловно привлекают и будут привлекать ее стихи", - так писал Рубцов.
Может, он перехвалил меня. Или он прав был, когда говорил о себе, с каким трудом пробивались его первые стихи.
- Я тебе не помогаю, - говорил он. - Ты все сама. Я тоже все сам. Другим ведь -помогают.
Ловит мой удивленный, вопросительный взгляд и продолжает:
- Да, да, помогают. А мне - нет.
У меня нет сейчас ни сил, ни возможности вынести все написанное на суд читателей, хотя это было бы интересно уже тем, что там чувствуется присутствие Рубцова.
Вот я опять, невольно, сделала отступление, всего лишь отступление, потому что еще рано ставить точку.
Шел 1967 год. И наши жизни могли бы сложиться иначе. Почему же это не произошло? Попытаюсь припомнить все день за днем, год за годом, чтобы был виден характер Рубцова и хоть мало-мальски приоткрылась тайна его поэзии.
Он, как и прежде, приходит в мою квартиру. Его появление стало настолько обычным, словно он был членом нашей семьи.
Я вспоминала уже, что уровень жизни в семье был невысок. Основной заготовкой к зиме стала засолка капусты. Солили мы ее очень много, потому что она шла в пищу каждый день.
И вот, в такой момент, когда капусту (уже заквашенную) надо было выносить сарайчик, появился Коля.
На лице его было удивление: капуста, но почему так много? Недолго думая, не раздумывая, включился в работу. Быстро спустился вниз на первый этаж, чтобы открыть входную дверь. Вернулся и забрал пустую кадку, отнес. Вернулся вновь, чтобы отнести выложенную в ведра капусту. И все быстро, быстро. Почти бегом. Даже соседи это заметили:
- Кто это у вас небольшого роста шустрый такой? Видели, как он дверь открывал. Защелка высоко (ему не достать). Так он быстро сообразил, притащил откуда-то лестницу.
Капуста получилась удачная, потому с удовольствием ее пробовали. Предложили и Коле. Он стал жевать ее, похрустывая, медленно и долго, неестественно двигая скулами.
Почему он так жует? Удивляюсь, но не спрашиваю. А он, чувствуя мой интерес, отвечает с набитым ртом:
- Сено ем. А что? Разве это не сено?
- Капуста? Такое же сено!
Мне даже неловко стало, что человека угостили "сеном". И как назло, ну совершенно ничего не было в доме съестного.
Правда, было еще одно соленье: липиноборские рыжики и грузди. Предложили попробовать, но он отказался, попросил положить в банку, чтобы взять с собой.
Грибы, наверное, ему понравились, потому что на следующий день он пришел с таркой (так здесь бидончики под молоко называют), а потом еще и еще.
Заходит и прямо с порога: "Я за груздями. "
Так почти всю заготовку грибную и выносил. Мама повозмущалась немного, мол, и грибов не попробовали - все унес.
Но я убедила ее, что Коля сам их и собирал. Хочется же ему и друзей угостить.
Наверное, частые "угощения" стали мешать его творчеству, потому что я не вижу в газете его новых стихов и он приходит иногда в подавленном настроении.
Взял, однажды с книжной полки томик из собраний сочинений Ленина, подержал, как бы взвешивая на руках, тряхнул головой:
- Вот один человек, а что натворил!
Опять рубцовский двойной смысл: натворил - написал? Или натворил — наделал?
И сразу же продолжил:
- Как же понять, если "промедление смерти подобно" и в то же время говорят: "поспешишь - людей насмешишь"?
Задумался. Видимо, ему предстояло принять какое-то серьезное решение. Но какое? Так и осталось загадкой.
Коля ушел в свое общежитие с ленинской книжкой. На второй вечер принес ее взял с полки "Педагогическую поэму" Макаренко. Уселся на диван. И погрузился в чтение.
Читал он долго. Я его не отвлекала. Потом встал, поежился, глубоко вздохнул: "Мне пора. "
Мы ни о чем, ну ни о чем не поговорили. Появился небольшой период затишья. Вскоре Коля пришел серьезный, озабоченный: "Я сегодня уеду на Север, не могу никого видеть и хочу, чтобы ты меня проводила." Мы вышли, но он повел меня не в сторону вокзала, а в центр.
Со стороны улицы Ленина нам навстречу шел В. Аринин. Коля увидел его издалека и с вопросом ко мне: "Как ты думаешь, какой он?" Я говорю: "Тонкий." (Имела в виду особенность его натуры.) А когда поравнялись, Коля озорно и весело высказался: "Володя, Неля сказала, что ты тонкий." Аринин только улыбнулся и прошел мимо.
Этот случай сразу мне вспомнился, когда я совсем недавно, в разговоре, от В.И. Аринина узнала, что это он был инициатором и организатором клуба "Современник". Оказывается, не только мы, начинающие авторы-литераторы, испытывали волнение на этом вечере. Волновался сам организатор. Действительно, было отчего волноваться. Вечер начался вяло. Искусствовед С. Ивенский утомительно долго рассказывал о книжных знаках.
Я заметила, что напротив меня и Б. Чулкова сидела Г. Бурмагина, то поднимала голову в нашу сторону, то опускала к листу бумаги и что-то чертила. Рисует? Но кого? Наверное, Чулкова. Рубцова ей не видно, Романова тоже.
- А ведь все-таки неплохо получилось, - думаю я сейчас, - сколько людей видели и слышали Рубцова. Наверное, и до сих пор помнят этот вечер.
Но я отвлеклась. Как я уже говорила, мы шли с Колей Рубцовым к центру. Возле магазина "Оптика" суетливая девчушка налетела на него. Коля даже головой покачал:
- Такая маленькая, лет, наверное, тринадцать ей, а уже ищет. — Что ищет? Коля посмотрел в мою сторону и покачал головой опять:
- Ну, Неля, и наивная же ты, хотя и я такой же. (приостановился, сделал паузу) бываю.
Пересекая площадь, он повел меня в кафе "Колос" (сейчас это ресторан "Меркурий''). В зале было многолюдно, сидели целыми компаниями, а возле стены двухместные столики были свободны.
- Что тебе заказать?
- Мне, - говорю, - ничего не нужно (я уже знала, что у него бывают карманы пустыми, а этот жест - шик).
- Так и будем сидеть?
- Ну, закажи тогда салат из свежей капусты. Он заказал официантке салат и бутылку пива. Сидим. Он молча пьет пиво, я ем салат.
Но вдруг сзади в компании кто-то громко стал читать фронтовые стихи. Осторожно оглянулись. Это Николай Задумкин, журналист. Он очень пьян, читает громко, с пафосом.
Коля недоволен. Очень не хочет, чтобы Задумкин его увидел, не хочет привлекать к себе внимание. Шепчет мне: - Надо уходить. Он жестом подзывает официантку (та оказалась рядом), быстро достает из кармана три купюры: десять, пять и один рубль, подает ей со словами:
Смотрю на него удивленно и шепотом говорю: — Взяли всего на копейки. Почему так много даешь?
- Ладно, пусть это ей. Мимоходом он что-то шепнул юноше, сидящему в компании Задумкина и тот вышел следом за нами. Подхожу к раздевалке, а Коля в стороне остался разговаривать с этим молодым человеком. Оделись, вышли на улицу. Отошли от дома немного в сторону.
- Давай постоим, — говорит Коля.
Остановились. И буквально через несколько минут показывает мне в сторону кафе: "Посмотри".
Оттуда выходит целая ватага молодых парней и среди них Задумкин. Его даже поддерживают.
- Я сказал, чтобы его не оставляли, а довели домой. Это, говорю, известный поэт. И мне поверили.
Дальше мы пошли прямо на вокзал. Мне не верилось, что он уезжает. Даже чемоданчика в руках не было.
Остановилась недалеко от кассы. Он наклонился близко к окошечку, негромко назвал станцию, куда собрался уезжать, так что мне не было слышно. Но зато очень громко произнесла фразу кассир: "Какое место вам?"
- Любое, - уже громко и улыбаясь, ответил Коля. И сразу продолжил, широк жестом отводя правую руку в сторону: "Любое место, край любой". И чуть тише сказал дальше: "Прекрасно небо голубое, прекрасен поезд голубой!"
Получилось четверостишие, и оно стало началом стихотворения, где последние две строчки оказались первыми.
В глаза бревенчатым лачугам
Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом
Собор звонит в колокола!
Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн, –
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.
И колокольцем каждым в душу
До новых радостей и сил
Твои луга звонят не глуше
Колоколов твоей Руси…
Анализ стихотворения Рубцова «Левитан»
Формула патриотизма, созданная двумя авторами в разное время и разными художественными средствами, имеет общие истоки. В их основе лежит образ родной земли – прекрасной, но простой и близкой, лишенной пафоса и патетики.
Хотя подзаголовок произведения отсылает читателя к конкретной картине русского пейзажиста, стихотворная зарисовка «тихой родины», представленная автором в первой строфе, отличается от левитановской. В рубцовском варианте возникают деревянные «лачуги», чьи окна-«глаза» освещены лучами заката, и луг, усыпанный колокольчиками. Показателен выбор слова, обозначающего деревенское жилище: в нем выделяются оттенки значения, которых нет на полотне Левитана, – бедность, ветхость и разрушение. Такие чувства оставляет другая работа художника, картина «Над вечным покоем». Очевидно, что стихотворение создано под общим впечатлением, которое вызвала живопись, близкая Рубцову по духу.
В произведении, названном фамилией художника, к образу солидного соборного колокола присоединяется скромный «младший брат» – луговой колокольчик, который наделяется способностью издавать звон.
Звукопись становится лидирующим художественным приемом, использованным в стихотворении. В небольшом тексте можно насчитать более десятка примеров, когда при помощи аллитерации и ассонанса выделяются гласные «о», прежде всего в сочетании с согласными «к» и «л». Применяя эти фонетические средства, автор передает гулкую и звучную музыку колокольного звона. Она достигает особой силы во второй строфе, где слово «звон» повторяется в трех из четырех строк, как бы заполняя собой все пространство.
Мелодия достигает особой силы и задушевности, поскольку она исходит не только от церковных колоколов, но и от луговых цветов. Проникновенные гармоничные звуки способны тронуть сердце лирического героя, наполнить душу радостными эмоциями и наделить ее новыми силами.
Две картины – написанная красками и сотворенная при помощи рифм – при всей «вещной» детализации объединяет общая философская идея. Православные ценности и память предков неотделимы от «звонящих лугов», неброской гармонии русской природы, будь то собор, возвышающийся среди зелени трав, или монастырь, выросший у речной излучины на опушке леса. Те, кто постиг мудрую правду этого единства, способны преодолеть мирскую суету и открыты для духовного возрождения.
Читайте также: